Хочу сказать, что инсомния и все эти похождения в Мэдсити, в принципе, кажутся (и есть) более личными, чем любая командная дндшечка. Это довольно интересный опыт — взять нормального взрослого человека с устоявшимся взглядом на мир и ткнуть его мордой в хоррор.
Одна сюжетка представляет собой красивый и связный детективный (с саспенсом!) хоррор, а вторая треш-кишки-каннибалы-распидорасило-похуй-пляшем. Угадайте с трех раз, во что играю я.
Тексты мы не перечитывали, поэтому там, скорее всего, написана какая-то полная фигня, которую невозможно читать ) Наслаждайтесь!
Давненько я не садился за баранку этого пылесоса...
за то Бог сокрушит тебя вконец, изринет тебя и исторгнет тебя из жилища [твоего] и корень твой из земли живых.
Мари
Открыв глаза, Мари обнаружила над собой встревоженного немолодого мужчину в круглых очках и шарфом на шее, который взволнованно махал руками и говорил что-то вроде: «Ох, да что вы здесь делаете, да как же вы тут оказались, хорошо, что я все-таки решил проверить». Мари села, не особенно его слушая…
Оффтоп: это, видимо, отличительная черта персонажа – она редко слушает окружающих, сосредоточившись больше на своих мыслях. Вторая отличительная черта – она предпочитает сосредотачиваться на своих мыслях во время любой проблемы, пока та как-нибудь не решится сама собой. Ну или пока желание врезать не пересилит. Пока еще не удалось никому врезать. D: Но я жду момента, когда пытаться быть приличной взрослой женщиной Мари совсем расхочется.
Здание, в котором она очнулась, нисколько не напоминало руины жилого комплекса, который Мари спроектировала. Уж она столько на него в окно смотрела, что, наверное, и снаружи, и изнутри прекрасно себе представляла. Да и потом – лестница совсем другая, никаких балок вокруг, половина дома отсутствует, рядом покачивается такой классический шар, которым стены сносят. Вид из проема (пролома) тоже совершенно иной, чем должен был быть из того жилого комплекса.
Из монолога мужчины, когда Мари все-таки немного прислушалась, выяснилось, что она очнулась в доме под снос. И ей надо срочно уйти отсюда.
– Это здание не должны сносить! – заявила она первым делом. – Не раньше, чем судебный процесс закончится! Тут могут быть улики!
– Ват-ват-ват ничо не знаю про суды, у нас приказ… – округлили ей глаза в ответ.
– Где-то здесь моя дочь! – заявила Мари вторым делом. – Надо обыскать весь дом!
И, покачиваясь от боли в спине и всем ушибленном теле, включая голову, поддерживаемая инициативным мужчиной в круглых очках, обошла все здание. На другом этаже, уж не помню, третьем или первом, но этажей там оказалось немного, она нашла игрушку своей дочери в завале. Это маленький беленький кролик, на боку которого было пятнышко крови. Больше никаких следов не оказалось.
Мари вывели из здания, и рабочие, которые очень нервничали, что им пришлось прерваться, смогли продолжить снос. Немолодой мужчина в очках орал на них, чтобы поторапливались, как сапожник, и с ними уже был совсем не вежлив. Мари села на улице и обозрела окружающий мир. Покинутые дома все готовы под снос… вокруг улица, уложенная камнями, как старинная брусчаточка такая… и вот мимо карета проехала.
Карета.
Ладно, ну карета и карета, подумала Мари. Мало ли всяких людей зарабатывает на том, чтобы возить людей в каретах.
И тут кролик, лежавший в сумке, заиграл песенку.
[затемнение]
Мэттью
Мэттью был оставлен в прошлом посте как раз в тот момент, когда он, засучив рукава, пошел не очень по-христиански вязать преступника. Ну, сказалось напряжение последних недель, бессонных ночей, плюс внезапное осознание, что угроза внешняя, а не (вероятно, звуков в церкви-то он никаких не слышал) внутренние демоны опять разбушевались. Бежал он долго, видя по пути всяческие знаки, куда ему идти: мусорка перевернута – маньяк ее перевернул, кто-то пнул котенка – очевидно, это он! Вероятно, для всех людей вокруг (особенно детишек) он выглядел весьма супергеройски – развевающаяся сутана, глаза, горящие праведным гневом, решительно сжатые кулаки... если бы он пару раз поскользнулся, впечатление смазалось бы, но нет, броском подтверждено, что преподобный Хаул надолго запомнится (не очень надолго, ладно) всем в образе по-инквизиторски мрачного героя.
Закончился его путь предсказуемо. Предсказуемо – в какой-то темной непонятной подворотне, еще раз предсказуемо – он нашел не маньяка, а девочку! Хочу сказать, мои персонажи часто находят девочек. Эта девочка сидела на бордюре и рыдала. Точнее уже не рыдала, а всхлипывала, прикрыв лицо окровавленными (и забинтованными) руками.
Итак, темная подворотня, незнакомые дома, сидит и рыдает девочка. Лица ее не видно, видны руки и босые ноги.
– Сейчас, чувствую, будет скример!
– Ха-ха-ха.
Но, даже если я, как игрок, ожидаю скример, персонаж-то, в чьи понятия о мире такие вещи не укладывается, нет, и Мэттью, нервно оглядываясь по сторонам (он же сюда за маньяком пришел, а окровавленные девочки могут знать, куда бегают по подворотням маньяки) подходит к девочке, та не обращает на него внимания. Когда он прикасается к ее плечу...
...скримера не происходит.
Оказывается, что это довольно молодая девушка, лет семнадцати, глаза заплаканные, одета в домашнюю одежду – шорты и топ, очень минималистичного вида. Сверху весьма скромный наряд, придавая картине немного приличия и одновременно несуразности, прикрывает уличный плащ. Дальше Мэттью начинает вещать, мол, я Мэттью, то есть отец Мэттью, что у вас случилось, вы тут часом маньяков не видели, а то у меня так кулаки чешутся, что переночевать негде
Но маньяков, кроме Мэта, в подворотне не было.
Параллельно получилось так, что Мэттью поднял эту барышню на ноги и повел в сторону улицы. По крайней мере, так ему казалось, что он ведет. Путь занял довольно много времени, поэтому он успел выяснить, что:
– Девушку зовут Вивиан Эйр.
– Она попала сюда, сбежав от каких-то монстров.
– Она тоже не спала с месяцок.
– Перестала спать после того, как они с другом нашли в заброшенном здании музея мумифицированную руку.
– Когда на нее напали монстры, она махнула руками, и на них появилась кровь, а потом монстры исчезли.
– Чуть позже в подворотне на нее кто-то бросился и покусал (если бы Мэттью смотрел хоть один фильм про зомби, уже снес бы ей голову…).
– Сама Вивиан ходит здесь довольно давно и совершенно не узнает город.
Но Мэттью думает, что она, наверное, немного обколотая, и ведет ее из подворотни в сторону улицы, чтобы поймать какую-нибудь машину с целью отвезти ребенка в больничку. Вивиан разговаривает с ним, обильно жестикулируя и размахивая руками.
«Может, не обколотая, но точно на спидах», – мудро изрекает внутренний голос Мэттью.
[затемнение]
Мари
В кролике Люси не было никаких звуковых модулей, и песенку он играть не мог. Песенка была обычная, детская, задорненькая, и в какой-то момент закончилась. Исщупав всего кролика вдоль и поперек и не обнаружив, что могло бы быть источником звука, Мари решила это немедленно вытеснить и заместить.
В конце концов, надо решать более насущные проблемы, например, то, что их с дочерью явно похитили. Перевезли сюда. Засунули в дом под снос. Недоброжелателей у нее нынче много, кто-то мог желать ей смерти, но пропажа дочери это несколько выходит за пределы мести.
Она поднялась, порасспрашивала рабочих, не видели ли они девочку лет восьми с короткими темными волосами, в белой майке и зеленых шортах, но те как будто вообще не понимали, что в мире бывают девочки, вот они приехали делать работу, а тут какая-то женщина мешает делать работу, им очень жаль, но помочь они не могут.
Мари заглянула в мобильный телефон и обнаружила, что экран идет глитчами, а связи нет. Видимо, треснулся, когда она упала. (Р – рационализация) Тогда она спросила у немолодого мужчины в очках (почему-то мне кажется, что его звали Винсент или как-то так, но я хоть убей не помню =/), нет ли никого, кто мог бы подвезти ее до полицейского участка, поскольку ее машины рядом нет (остались только ключи от нее в сумочке; ключи, зажигалка, сигареты, телефон и плюшевый кролик – набор не очень юного путешественника в Мэдсити). Такого добряка не нашлось, но ей указали направление, и она побрела по улице, глазея по сторонам.
Улица производила странное впечатление. Магазинчики, жилые дома, вывески явно принадлежали к разным эпохам. Хороший асфальт сменялся то потрескавшимся бетоном, то камнями, то вообще каким-то левым деревянным настилом. Наконец она устала брести в непонятном направлении, и на глаза ей попалась книжная лавка. Судя по всему, букинистическая – книги в ней были старые.
Она заглянула внутрь. За стойкой сидел приятный молодой человек, читавший книгу, который поприветствовал ее и спросил, не может ли он чем-то помочь. Мари извинилась за то, что вторгается и отнимает рабочее время, и попросила телефон позвонить. Выглядела она, должно быть, изрядно: пыльная, уставшая, немножко всклокоченная.
Продавец – вот его звали Люций, или мне кажется? Ди и имена; я все пишу на листе персонажа, а он у мастера – выставил на прилавок телефон, старинный, с колесом набора и трубкой на высокой подставке. Мари набрала знакомый ей телефон полиции – и тут из трубки раздался оглушительнейший ор. Мари отскочила, бросив трубку и выпялившись на нее, и какое-то время была немая сцена.
Страшно удивившись, Люций спросил, куда мисс собственно звонила. Мисс (вообще миссис, фамилию мужа-то она носит, ну да ладно) ответила, что в полицию. Он начал набирать номер сам, а Мари тем временем заглянула в газету, лежащую на краю стойки. Датирована она была августом 57 года и говорилось в ней о пожаре в торговом квартале, при котором сгорела в том числе книжная лавка. На фото было что-то очень похожее на то место, где она находилась.
Люций дозвонился и протянул Мари трубку. Она опасливо приложила ее к уху и услышала звук, напоминающий тиканье. Звук был фоновым, а к ней обращался механический голос, что-то вроде «Если вы хотите доложить о вашем или чужом убийстве, нажмите один, если о вашем или чужом похищении, нажмите два». ВТФ, подумала Мари, немедленно вытеснила и заместила странные реплики и нажала два.
Дальше она имела короткий и четкий разговор по делу о том, что ее и ее дочь похитили, ее зовут Мари Сале, дочь – Люси Сале, она сейчас в книжном магазине по адресу… простите, Люций? «Торговая улица, четвертый дом» – что-то в таком духе ответил Люций. Почему-то адрес удовлетворил полицию, и Мари попросили ждать офицера. Мари устало опустилась на стул и спросила, не будет ли Люций против, если она посидит тут.
Люций был не против, принес ей воды, посочувствовал… но на вопрос, горело ли что-то когда-то на месте его магазина, отвечать отказался. Пожал плечами и сказал «ну может, где-то и рядом». Ну и ладно, 57 год когда был. Люций молодо выглядит вообще.
[затемнение]
Мэттью
Так вот. Идут Мэттью и Вивиан по подворотне. Долго идут, но в конце концов выходят к улице. В принципе, ничего особенного не случается, и улица даже не самая странная, только чуть дальше виднеется огромное здание – ну явная больничка.
Ну, больничка-то неплохо, думает про себя Мэттью, пока на его руке висит окровавленная Вивиан. Окровавленным людям место в больничке. Проблема одна – улица у города не очень знакомая, а значит и больница незнакомая. Что там, кто там, когда там – кто его, в общем-то, знает!
Неистовый дуэт направляется к воротам.
Возле забора (хороший такой забор у больнички!) была слышна возня, крики – кто-то на кого-то ругался. Мэттью (истошно игнорирующий все странности окружающего мира, он же взрослый человек и твердо стоит на ногах!) зашел внутрь, а Вивиан отказалась это делать, потому что, по ее мнению, в этой больнице работают только дураки. Ну, точнее она выразилась более крепко, но внутренний цензор Мэттью отфильтровал и автозаменил все грубые слова на синонимы.
По проходной больнички бегал разозленный главврач и немного растерянный санитар. Собственно, его главврач едва не таскал за уши, приговаривая: «Ну, кто у нас тут упустил опасного психа? А ну быстро за ним!». Так санитар был то ли обречен на поиски в одиночку опасного больного, то ли благословлен тем, что скоро сбежит от главврача, а Мэттью узнал, что это не простая больничка. Поговорив немного с главврачом, он договорился о том, что Вивиан сделают перевязку (ты ж доктор! в действии). Какими-то невероятными усилиями ему даже удалось загнать ее внутрь желтого дома.
После этого они задумчиво вышли на улицу и попытались решить, что им делать. Так как улица незнакомая, а рядом есть телефонная будка, Мэттью решил: а позвоню-ка я в свою церковь. Вивиан же сможет остаться там, пока не решится вопрос с ее родителями.
Что? Убийство? Ах, да.
Но все равно в церкви лучше, чем где-либо еще, – все углы знакомы, все пятнышки, даже это кровавое на полу исповедальни.
В общем, зашел Мэттью в будку, достал из широких штанин четвертак. Я думаю, это был его последний четвертак, неизвестно как оказавшийся в кармане. Будка была в восторге и четвертаком яростно зачавкала. Мэттью задумчиво проигнорировал этот факт (как и многие другие, выходящие за пределы его понимания) и набрал номер…
Вот только вместо гудков в телефонной трубке раздался колокольный звон. «Ну, это не очень нормально, – подумал Мэттью, останавливая Вивиан, которая как раз начала судорожно дергать его за рукав, – но любопытно».
В этот момент он обнаружил, что у будки есть рот. И рот этот располагается как раз там, где находятся его ступни. И сама будка заполняется какой-то жидкостью. Кажется, телефонная будка решила, что перекусить его ногами (перекусить его ноги?), – не такая уж плохая мысль. То есть очень даже хорошая мысль.
И перекусила бы, если бы Вивиан не вытянула немного прихуевшего Мэта наружу. Не очень понятно, как у нее получилось сделать это, не оторвав никому ноги, ведь их уже начали вполне успешно жевать.
Так вот: из изъеденной в мясную кашу ноги хлещет кровища, один ботинок святой отец потерял. Виван сажает Мэттью на обочину на другой стороне улицы, когда понимает, что телефонная будка за ними не бежит, и просто пытается кое-как прикрыть ему рану своим плащом, пока сам Мэттью смотрит как из его ноги (прокушенной! телефонной! будкой!) хлещет кровь. Вивиан убегает в психушку, чтобы позвать врачей на помощь.
Где-то в этот момент из ближайшей канализационной решетки высунулся язык и стал слизывать с мостовой всю кровищу, которую сердце Мэттью старательно из него выдавило. «Ох, ебаный ж ты нахуй!» – подумал Мэттью, но на выходе его внутренний цензор автозаменил слова, и получилось что-то вроде «Амммммхррррмвввр».
И тут он спасительно завалился на бочок и вырубился.
[затемнение]
Мари
Не помню, представился ли прибывший офицер, но выглядел он просто идеальным копом. Форма с иголочки (правда, название города или департамента полиции на форме отсутствовало), выправка, героический подбородок, аккуратно расчесанные волосы. Он попросил Мари проехать в участок, и она согласилась, а когда он развернулся, увидела у него в спине вращающийся ключик, издающий, ко всему прочему, заметное такое «тик-ток».
Мари обернулась на Люция. Тот ничему не удивлялся и вежливо попрощался. Потом посмотрела на ключик. Потом на офицера – тот шагал себе спокойно и ничем не выказывал дискомфорта.
ДА НУ К ЧЕРТУ, подумала Мари и вытеснила и заместила ключик в спине полицейского. Может, она головой ударилась. Нельзя же спрашивать у полицейского, которому ты собираешься рассказать о похищении дочери, норм ли ему ходить с заводным ключом в спине. Это пахнет психбольничкой.
Мари следовала в участок, когда навстречу прошел высокий человек с длинными темными волосами и невероятно усталой мордой. Он посмотрел на полицейского, потом на нее, потом сделал вымученное выражение лица, взмахнул рукой, и ключик остановился. Звук прекратился. Полицейский замер на полушаге.
– А? – спросила Мари у мироздания растерянно, и тут высокий человек (смутно знакомый… но невозможно вспомнить, где она его видела) схватил ее под руку и увел в сторону. Не поволок, но мягко так отвел подальше от полицейского, пока она по традиции погружалась в свои мысли, пытаясь проанализировать, что происходит.
– Вам лучше уйти, – сообщил ей мужчина; глаза у него были глубоко запавшие, говорил он короткими фразами и с заметной неохотой. – И никогда не контактировать с полицейскими. Это очень опасно. Вы наверняка погибнете из-за этого.
– Слушайте, вы с ума сошли, – ответила Мари. – Как вы его… остановили, о боже мой?!
– Я могу прекращать звук. Это останавливает источник звука, – сообщил мужчина. – А теперь давайте уйдем. Этот эффект не вечный. Он собирался привести вас в полицию, где вас наверняка бы арестовали, а затем ничего бы хорошего не случилось.
– Что за ерунда? Я ничего не сделала! Меня и мою дочь похитили, и я должна написать заявление…
– Вы проснулись, – устало возразил мужчина. – Проснувшихся здесь не любят и стараются уничтожить. Если не хотите, не идите за мной. Я не настаиваю. Но вы только что проснулись. Не понимаете, что происходит. Я могу рассказать вам кое-что. Вы такая не одна. Но только давайте не задерживаться. Решайтесь.
Где-то тут Мари вспомнила, где видела его. Это известный композитор, Авель Мерсье, с которым она виделась на выступлении при открытии концертного зала. Он тоже, кстати, вспомнил ее имя, и очевидно, судя по реакции, не в контексте «ооо эта женщина убила сотни людей». Какое-то время о нем ничего не было слышно, афиши по городу не висели…
Дальше диалог происходил в стиле: я расскажу тебе все, что ты хочешь и не хочешь знать, а ты делай с этим, что заблагорассудится.
– Как давно вы не спите? – Почти месяц. А откуда вы… – Так всегда начинается. Сначала бессонница. Потом что-то ужасное. Потом вы здесь.
– Что это за место? – Это изнанка города. Мэдсити. Спящие не знают о нем, но такие как мы, проснувшиеся, неизменно оказываемся здесь. Здесь властвуют кошмары, а люди, которых вы видите, обычно всего лишь марионетки, похищенные из реальности. Занимаются тем, что делали в тот момент, когда попали сюда. – Вы несете полный бред. – Ну, я не удивляюсь, что вам так кажется. *грустная улыбочка*
– Как отсюда выбраться? – Через двери. Видите дверь, которой явно не должно тут быть? Заходите. Обратно точно так же. – Ну, если можно выйти, тогда я пошла! – Сожалею, но вас выбросит обратно. Мир спящих не терпит таких, как мы. Вам нужно быть готовой к тому, что родные, коллеги и друзья начнут забывать вас. Кто-то умудряется совмещать жизнь здесь и там. Но это не может продолжаться вечно.
…и так далее. Мари огребла полное ведро бэка, которое частично расплескала, а частично вообще не восприняла всерьез. Главное, что она поняла, кошмары чуют проснувшихся и не против сделать с ними что-нибудь противоестественное, и от них надо прятаться там, где они не могут чувствовать запах, например в убежище, куда Авель сейчас отведет Мари, а там уже как получится.
Мари зажала в руке зажигалку, чтобы усилить удар, если Авель затащит ее черте куда и придется его поколотить, и пошла с ним в убежище, следуя так, чтобы – если что – хорошенько вдарить.
Но не понадобилось. В убежище Авель спрятался в комнату, чтобы побыть в тишине (как позднее узнала Мари, противовесом его необычной способности останавливать звук является то, что он сам не переносит шум, включая собственный голос), а Мари познакомилась с еще двумя проснувшимися. Рыжим неопределенного пола существом с улыбкой и в шляпе, вроде Синклера, и полусонным юношей Элиотом Кроссом, которому лень шевелить чем бы то ни было, поэтому он посидит.
Жизнерадостный Синклер взял ведро бэка, которое получила Мари, растянул его до размеров цистерны и вылил содержимое ей на голову. Там было все. И про географию города – районы не особенно связаны между собой, но между ними есть переулки, идя по которым можно проскользнуть из одного в другой. В центре расположен Биззар Базар, рыночная площадь, соединяющая все кварталы. Гулять можно где угодно, если не попадаться кошмарам. Те особенно и не рыскают, за исключением 13-го часа. Когда бьет 13-й час, все входы в мир спящих закрываются, а кошмары выходят на улицы по своим делам. В такое время надо прятаться в местах, где запах проснувшихся не притягивает этих ужасных созданий – на Биззар Базаре (мне так нравится, что это не только английское, но и чисто французское название =D) или в убежище. И про то, что метро у обоих городов общее, и так тоже можно попадать туда-сюда. И про самых главных кошмаров немного. И про то, чем тут расплачиваться (в цене воспоминания, особенно славные, вот смотрите, Я ВЫНУЛ ИЗ ГОЛОВЫ ШАР, это вам, держите, там кто-то качается на качелях!). И про то, как в реальный мир позвонить (вот вам монетки, целых три, больше ничего в телефонную будку не кидайте, они это не любят). И про то, что «вы уверены, что ваша дочь вообще здесь»?.. Все это он делал со смехуечками и так интенсивно, что Авель наверное бы повесился. А так Авель вообще милаша и помогает проснувшимся оклематься в этом мире.
Мари пропустила примерно 70% мимо ушей, но ей все-таки вдолбили, что засыпать здесь никак нельзя, потому что если ты все-таки заснешь, кошмары найдут тебя и сожрут, что все тут хочет тебя убить, а что не хочет, то абсолютно бесполезно, потому что всю жизнь подстригает газон.
«Вы все ненормальные», – не стала говорить вслух Мари, зато пощипала себя за руку пару раз, но так и не проснулась.
Она чувствовала себя в убежище неловко и сильно раздражалась. Во-первых, ее бесила общая беспомощность – она ничего не понимает, этот кошмар слишком похож на реальность, а проснуться никак не получается. Во-вторых, если где-то тут и правда ее дочь, она ничего не знает про правила этого мира и ей нужна помощь. В-третьих, что блин за «правила мира», это вообще не может быть правдой, аттракцион безумия какой-то, надо найти дверь в стене, выйти отсюда и забыть как страшный сон. В-четвертых, Синклер довел ее до срыва тем, что придирался к словам, она начала на него орать, потом расстроилась и села на пол, потому что огосподизачто, потом она взяла монетки, воспоминание, засунула все в сумку и ушла из убежища звонить домой. Ибо нечего тут.
[затемнение]
Мэттью
Но язык его не съел. Можно предположить, что язык с другой стороны заканчивается каким-нибудь местным аналогом волчка, иначе один подобный орган – это весьма жалкая конструкция. Но, в любом случае, никто ничего страшнее языка не заметил.
Очнулся Мэттью – та-да-да-дам! – естественно, в палате больницы для душевнобольных. И на этом бы закончить историю, добавить галоперидольчику и смирительную рубашку, но это была ТА САМАЯ больница, которая находится в Мэдсити. Вивиан, которой местные врачи дали больничный халатик вместо окровавленного вконец плаща (вспоминаем, что она все еще ходит в зимнем подобии нижнего белья), терпеливо сидела на стульчике и дожидалась, пока Мэттью соизволит прийти в себя.
Хотя, ей, наверное, стоило сбежать, но молодые девы никогда не понимают, когда им стоит побыстрее смотаться.
– Это было то, что я видел?
– Агась.
Мэттью пытается встать, потом снова вспоминает, что его недавно чуть не прожевала и не переварила телефонная будка, ложится обратно на койку и изрекает самую умную за тот день мысль:
– Ну, возможно, здесь нам и место.
У Вивиан эта мысль, впрочем, особенного восторга не вызвала, но она особенно своему спутнику не перечит. Вспомнив, что у него тут рядом сидит ребенок, который несколько суток бродил по городу некормленый и уставший, Мэттью все-таки встает с койки и идет к двери. Стучится в местное окошко. Наконец, после некоторого замешательства, его открывает какой-то дядя, очевидно, санитар.
– Здравствуйте. Мы те люди, которых… на которых напали на улице. Мы очень благодарны за помощь, но я уже не умираю, поэтому я не против, если вы выпустите нас прямо сейчас.
– Да? Правда? На вас напали? Как интересно!..
Мэт и Вивиан переглядываются. Их, конечно же, выпускать никто не торопится. После некоторой перепалки получается достучаться аж до главврача. Тот тоже не особенно горит желанием открывать дверь.
– Ну как же, вы тут вполне обоснованно, порча имущества, вот хорошую телефонную будку своей кровищей попортили! Напугали! Вандалы!
Дальше Мэттью кидает дайсики на то, чтобы убедить главврача, что они не вандалы, а телефонные будки в этом городе очень плохие. На дисциплину выкидывается два успеха, и все бы хорошо, кажется, двух успехов там бы вполне хватало, чтобы убедить дядю, но тогда я решил, что стоит кинуть один дайсик безумия. Дайсик, к слову, прилип к моей руке, а когда я его смахнул, упал шестеркой. А это значит…
Что доминирует безуууумиееее.
Не очень хорошо получилось.
Где-то на этом моменте под ногами Мэттью разверзлась пропасть, которая заставила всех окружающих, то есть санитара, главврача, Вивиан и самого святого отца немного прихуеть. Вивиан снова каким-то странно-трогательным жестом схватилась за рукав Мэттью, и в дыру упали все трое. В смысле Вивиан, Мэттью и рукав.
Хорошо, что у санитара не было странной извращенной профдеформации – еще один попутчик при падении раздавил бы Мэттью в блин. Блином Мэттью еще хуже, чем в виде человека.
[затемнение]
Мари
Опустив монетку в телефонную будку, Мари позвонила Джулии – няне Люси. Та с рыданиями сообщила в трубку, что Люси в больнице. Она играла на детской площадке, там что-то сломалось, и Джулия ничего не успела сделать. Мари была вне зоны доступа, а тут нужен родственник, чтобы пройти к Люси, иначе у врачей короткое замыкание в мозгу и они не могут ничего сказать, словом, она во дворе такой-то больницы, приезжайте, пожалуйста.
Ну, по крайней мере Люси не здесь, с облегчением поняла Мари и целеустремленно отправилась на поиски странной двери. Не все, услышанное ей за последние несколько часов, так легко можно вытеснить и заместить, так что в чем-то она попыталась подстроиться под законы мира, в котором оказалась.
Выйдя на улице посреди нигде, но довольно знакомой (точно в родном городе), Мари поняла, что у нее в сумке едва наскребется на такси. Телефон работал, она вызвала такси и доехала до больницы, где в регистратуре выяснила, что Люси Сале перевели в другую больницу, вот адрес. Дозвониться до Джулии больше не получалось, так что Мари торопливо позвонила тому же таксисту, что ее подвез. Сказала, что нужно добраться до другой больницы. В дороге она немного перевела дух, и тут радио забарахлило, а рядом раздалось хриплым басом ВАС ВСЕХ СОЖРУТ, отчего Мари подскочила на кресле, вжалась в дверцу машины и остаток дороги ехала, не сводя взгляд с таксиста. Тот вел себя как ни в чем не бывало.
Уже подъехав к месту, даже не взглянув в окно, Мари вынуждена была признаться, что денег у нее нет, и она попросила отвезти ее сюда, потому что ее дочь заболела, и ситуация оказалась безвыходная. Сказала, что готова перевести деньги на карту позже. Таксист вошел в ее положение, поделился, что у него самого дочь болеет, что ничего ему не надо, он все понимает. Мари прямо всю выжимало от неприятности ситуации, и все же она торопливо поблагодарила таксиста, пожелала выздоровления его дочери и выбежала из машины.
Таксист уехал, Мари осмотрелась и обнаружила, что перед ней явно давным-давно нерабочее, заколоченное здание, частично разрушенное. Рилли! Мари начала звонить в ту больницу, откуда ее сюда послали, но там утверждали, что Люси Сале никогда у них не лежала, и это какая-то ошибка. Мари решительно встряхнулась и зашагала в направлении двери в заброшенную больницу, потому что в любой непонятной ситуации иди один навстречу всякой фигне (привет, Мэтью!).
И тут телефон зазвонил. Оказалось, пришла смска, вместо номера – набор символов-кракозябр, в смске фото Люси – весьма счастливой, видно, что она держит кого-то за руку, но толком не разобрать, чья это рука. И текст: «Возвращайся».
Попытка позвонить на кракозябры не увенчалась успехом. Мари огляделась по сторонам, нашла хороший такой тяжеленький стальной прутик, чтобы БИТЬ ЛЮДЕЙ КОНЕЧНО ЖЕ ДА и открыла первую попавшуюся странную дверь.
По ту сторону двери был чистый опрятный район. Странный звук фоном раздавался там, разлетался по воздуху, но делать нечего – Мари засунула в рукав пиджака ломик, чтобы не выдавать свою вооруженность, и шагнула внутрь.
Следующая смска показывала фотку с Люси на фоне фонтана. Все еще непонятно, с кем она там была.
Так она оказалась на улицах, по которым были развешаны мегафоны. По ним также бродили полицейские, а фоновый звук был весьма знакомым «тик-ток», от которого Мари стало немного не по себе. Она не то чтобы не размышляла о том, что все-таки стоит пойти в полицию, однако ее изрядно запугали эти подозрительные психи из убежища, и она не совсем понимала, верит им или нет.
Тут из мегафона раздался голос: «Указ номер 6 060 016 – в 13-м дистрикте запрещено носить белое!». Немедленно один из полицейских с ключиком подошел к гражданину в белой футболке и арестовал его. Гражданин пытался убедить его, что это футболка серая, просто она выцвела, и он уговаривал жену ее не стирать с тем порошком, но она все равно… и его скрутили и увели. Люди вокруг изрядно заволновались, включая Мари, у которой была белая рубашка. Она натянула пиджак так, чтобы не светить рубашкой, и торопливо пошагала прочь. Ее преследовали взгляды – в этом квартале люди оказались сильно подозревающие друг друга. Люси хотелось оказаться как можно дальше – и в конце концов она стала замечать таблички, указатели к Биззар Базару. Синклер говорил ей, что они сами будут бросаться в глаза, и так и оказалось.
Мари удалось выбраться к Биззар Базару – это оказался огромный блошиный рынок, заполненный стоечками, палаточками, разложенными по полу вещами самой ужасной степени уродства: от банок с глазами до просто каких-то изделий. Далеко не все продавцы и посетители были хотя бы толком антропоморфны. Какофония запахов сбивала с ног. Шум стоял изрядный.
Тут ей пришла смска: «Торопись». Мари пометалась и поприставала к самым гуманоидным существам, выяснила, что фонтан на другой стороне площади, и поперла напрямик. Толпа схватила ее и унесла вообще куда-то в другое место, в процессе Мари потеряла ломик. Долго и упорно она пыталась выяснить, где фонтан и как туда попасть, еще какое-то время. Когда ей наконец-то удалось добраться до фонтана, на его краю сидел Синклер и болтал ножками, а дочери не было и в помине.
«Жаль, что ты опоздала», – пришло сообщение. Мари яростно метнулась к фонтану. Синклер, кажется, вполне ей обрадовался, но она немедленно накинулась на него, мол, тут была ее дочь, где она?!?! Синклер офигел, но сказал, что детей не видел.
«Загляни в фонтан», – сообщил ей телефон. Экран опять глючил, связи вроде не было, но сообщения приходили. Мари опустила руку в воду и нашарила сверток. Она подняла его, и…
[затемнение]
Мэттью
Упали они в место весьма мрачное: темное небо, черные иссохшие и искореженные деревья. Под ногами твердая земля, испещренная трещинами от сухости. Вокруг летали существа, и, когда Мэттью смотрел на них, у него в голове проносились имена, подозрительно похожие на имена демонов. На этом моменте он снова немного пересрал, но вовремя заметил, что рядом с ним стоит Вивиан. Тут он посоветовал девочке не смотреть на плохих существ, а вообще лучше просто зажмуриться и слушать только его голос.
Конечно, ему самому тоже хотелось зажмуриться и слушать только свой голос, но взгляд то и дело выхватывал мелькающие темные фигуры, и маленький мозговой Володарский услужливо знакомил Мэттью с местным населением.
Вивиан ответила, что она не понимает где они, ничего не видит и слышит только Мэттью.
Мэттью знал, куда надо идти по какой-то причине. Еще он видел психушку где-то на фоне своего сознания, но голая левая пятка подсказывала ему, что он не только там, но еще и в том месте, которое видят его глаза. И идет он именно по нему.
Ну, понятное дело, это ад. В прямом смысле АД. Хотя это не очень похоже на описания из божественной комедии, но все равно понятно, что это. И тут Мэттью заводит извечное и очень буквально подходящее ситуации «пройдя долиной смертной тени, не убоюсь я зла, потому что ты со мной», надеясь, что Вивиан до сих пор не слышит ничего, кроме его голоса. Еще цитирование Библии немного приглушило голос мозгового Володарского.
Зато местные жители, ползающие по земле, немного удивились. Пока Мэттью шел куда-то, где он чувствовал, над головой будет небольшой канализационный люк с надписью «выход», местные жители (непонятно кто, кстати, души грешников или какие-нибудь младшие демоны) отвешивали ему всяческие комментарии: «Как ты сюда попал, святоша?», «Да ты наглец!», «Ты с какого района, священник?». В конце концов, я думаю, Мэттью все-таки начал орать то, что до этого шептал, и расшвыривать всех валяющихся ногами просто потому что у него должны были сдать нервы.
В какой-то момент он просто сделал шаг, и они с Вивиан просто вырулили из-за поворота перед больничкой. Вивиан призналась, что так ничего не услышала и не увидела.
– Скажи, мы прошли через стену, как в кино?
– Нет, мы срезали через преисподнюю.
Здесь должна быть шутка про «исподнее» и Вивиан, а потом звук «бадум-тсс», но я так и не придумал, как это обыграть.
На самом деле, насколько я помню, Мэттью не сказал Вивиан, что они прошли через ад. Нет, детей сейчас, конечно, напугать непросто, но это все равно было бы слишком тяжело. В смысле слишком тяжело для Мэттью, если бы Вивиан сказала что-нибудь вроде «Groovy!». Но пока они на карачках отбегали от стен больнички, пока их не поймали и не посадили обратно, Мэттью мог только бегать и бесконечно молиться.
К слову, врачи их, вроде, даже не искали. Вероятно, по местным меркам провалиться в преисподнюю с криками «я выписываюсь!» вполне нормально. Меньше бумажной работы для регистратуры.
Как-то так получилось, что наши герои, прошедшие психбольницу в обход, доковыляли до какого-то скверика. Ну, нормальный такой скверик, кусты, деревца, скамеечки. Где-то ко времени прибытия к скверику Мэттью вспомнил, что ему чуть не откусили ногу, и решил присесть. Адреналинчик немного его отпустил, и он перестал бормотать себе под нос.
Вивиан, как-то неловко размахивая руками: Где же мы находимся-то?!
Мэттью, так же неловко потирая шею: Ну, точно не в Аду.
Мило побеседовав на тему их вероятного местонахождения, они пришли все к тому же неутешительному выводу – идти им некуда и, если честно, практически нереально с такими-то полуоткусанными ногами.
Дальше Вивиан смотрит на шрамы в своих руках, смотрит на покусанного телефонной будкой Мэта, смотрит на руки, а потом, в безумном угаре прокусив себе палец, стала обмазывать его ногу своей кровью.
«СПИД, ВИЧ…» – рассудительный внутренний голос Мэттью стал перебирать все самые интересные варианты, в которые перельется это обмазывание. Учитывая, что он подозревал Вивиан в том, что она билась в вену, ну, как-то так себе варианты.
Но, закончилось все фразой «встань и иди!». Удивительно, но полуоткусанная нога и правда перестала болеть и зажила. Немного прихуев, Мэттью примерил крестик на Вивиан, но она не растаяла в дыму. Это, конечно, круто, но, понимаете, ничего не доказывает.
Правда, выяснилось, что кровища, которой Вивиан размазывала Мэттью, не из прокуса, а из внезапно проявившейся стигматы на руке…
Что, понимаете ли, ставит Мэттью перед необходимостью выбирать. С одной стороны:
«Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, – не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам. Итак, если скажут вам: «вот, Он в пустыне», – не выходите; «вот, Он в потаенных комнатах», – не верьте, ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого, ибо, где будет труп, там соберутся орлы». МФ, гл. 24, 23-28
А еще это получается толстым вбросом на вентилятор единосущности. То есть все бы хорошо, но уже то, что Вивиан не знает, что с ней происходит, противоречит некоторым общепринятым признакам.
Но! С другой стороны, она только что исцелила Мэттью ногу собственной кровью, плюс стигматы, следы на руках и ногах…
Так, ну, в общем, сидели они, сидели. Мэттью молчал в основном из-за когнитивного диссонанса, плюс у него в ушах звучали трубы, провозглашающая пришествие спасителя… второе по счету, если вы понимаете, о чем я. Потом в поле его зрения попадает странная дверь, ну то есть не странная, просто она по планировке дома, в котором была, вела неизвестно куда. Еще такая обшарпанная, непокрашенная. Мэттью задумался, потом повел Вивиан к ней.
Собственно, за этой дверью-то оказалась улица. Причем нормальная привычная и знакомая улица – ну, там, знаете, машинки, прохожие.
И такая картина: мужик в грязной пыльной сутане, нога (здоровая!) перевязана окровавленными бинтами, штанина, которая на перевязанной ноге отсутствует где-то до колена. Ботинка нет. Девушка в коротких шортах и маленьком топике, руки перевязаны по локоть бинтами, тоже босая, а поверх всего этого великолепия надет медицинский халат. Оба выходят на оживленную улицу и оглядывают ее совершенно охеревшими глазами.
– Ну что, пойдем ловить маньяка? – деловито спрашивает Вивиан, которой вот так вот не хочется идти и решать собственные проблемы.
– Ну, пойдем, – придирчиво осматривая свою голую волосатую икру, говорит Мэттью.
А откуда надо идти искать маньяка? Конечно же, с места преступления!
Мэттью все-таки привел Вивиан к церкви, провел внутрь и они оба уставились на огромное кровавое пятно на полу. Где-то еще был след как «как будто какой-нибудь из местных копов вляпался в лужу крови и попытался оттереть ее об пол».
Вив и Мэт стали осматривать исповедальню. В общем-то, там все было не то чтобы хорошо, на свежую голову так вообще погано. Но в какой-то момент юная спутница Мэттью попросила ее приподнять. Мэттью, воздев очи, сказал что-то вроде «прости меня, Господи», обхватил ее и приподнял над землей. Там Вивиан, немного поломав исповедальню, за что-то уцепилась и вытянула беспроводной микрофон.
На этом моменте Мэттью прихуел немножко сильнее, чем, когда его попыталась съесть телефонная будка.
Ха-ха. Шучу. На самом деле с телефонной будкой вообще ничто не сравнится.
Прикинув немного, Мэттью полез на церковный чердак. С его стороны было логично предположить, что, если микрофон беспроводной, принимать сигнал должен быть что-то неподалеку, а на чердаке по полгода никто не убирается.
Там они с Вивиан обнаружили, что и правда – в коробках с бухгалтерскими документами лежали какие-то досье и куча дисков, промаркированных датами. Мэтью выбрал два. Один вчерашний (та дата, с которой он побежал), другой с той датой, когда вся эта фигня с бессонницей началась.
И потом он повел Вивиан в одну из садовых построек, там, мол, стоит комп.
Комп был чудесный. Windows 95, тормоза, флоппик. Минут двадцать они реанимировали этого монстра, потом еще полчаса пытались запустить на нем плеер, на котором можно прослушать записи. Но компьютер говорил: «Чтооо? 700 мб файл? Да у меня жесткий диск меньшего объема!».
Но получилось.
На первой записи оказалась сначала пустота, потом, собственно, Мэттью уловил часть той злосчастной исповеди, после которой у него началась бессонница. Голос на записи он слышал искаженным, примерно в таком же виде он его и помнит. Кстати, в тот напряженный момент я так и не подумал, что надо выгнать Вивиан наружу, иначе тут совсем немного нарушается священная тайна исповеди. Но!.. Мэттью, видимо, то ли не ожидал, что там и правда что-то записано, то ли решил, что частичка, на которой еще не понятно, что именно происходит, не считается. В общем, он сердито обрывает запись и вытаскивает диск.
Второй тоже весьма медленно и с мучениями открылся. На записи тоже была сначала тишина, потом звук открывающихся дверей, и все тот же искаженный голос возвестил: «Святой отец, блаблабла, ибо я согрешил», после чего полная тишина.
Все.
Вивиан впечатленно смотрела в экран, Мэттью напряженно сжимал кулаки, желваки и все, что может в момент прыжка с парашютом перекусить лом.
И тут, в дверь раздается стук.
[затемнение]
Мари
…когда Мари развернула сверток, там было только указание положить его обратно в фонтан. Синклер, заглядывавший через плечо, предположил, что что бы ни происходило, лучше так и сделать. После этого к Мари в руки всплыла еще одна бумажка. Это оказался приказ о зачислении в школу. Название школы, как и кое-какие другие параметры, заполнены не были, но было имя заполнявшего бумаги – Бридж, а также имя Люси.
Синклер в очередной раз проявил инициативу, спрашивая, что происходит. Мари обернулась. Ей отчетливо казалось подозрительным то, что этот человек оказался на месте, где была ее дочь, и ничего не знает об этом. Как и вообще то, что он постоянно попадается ей на глаза! Это ведь определенно странное совпадение. И то, что он такой рыжий и улыбчивый, вовсе не значит, что он солнечная няша и хочет помочь. У рыжих вон даже души нет.
– Ну, она по крайней мере не зачислена еще, – ободрил ее Синклер. – Я могу поспрашивать, кто такой этот Бридж. Давайте я тут побегаю, а потом встретимся в убежище.
– Ага, хорошо, – сказала Мари и попыталась следовать за ним незаметно в огромной кишащей толпе уродов с бутербродами.
У нее чудом получилось, она подслушала несколько разговоров, в которых один чувак на Синклера немножко наорал, мол, что ты лезешь в опасные дела, а другой что-то все-таки объяснил. Это очень походило на то, что он и правда расспрашивал о Бридже, и чуть-чуть сняло с Синклера подозрения.
В конце концов Синклер, впрочем, ее заметил. Выглядел он заметно уставшим. Сказал, что больше бегать тут не может, и ему надо отдохнуть, но он узнал, что секретарь Бридж – помощник Матушки When, которая заправляет местной школой для девочек. Об этой школе известно только то, что мальчики в ней не выживают, а из девочек воспитывают каких-то кошмарных существ. Сама Матушка – кошмар, конечно же.
– Как здесь вообще могла оказаться Люси? – попыталась рационализировать Мари. – Зачем? Я – ладно, я прошла всю эту инициацию проснувшихся, но у нее не было проблем со сном!
– Ну, у вас есть родственная связь. Иногда этого достаточно. С другой стороны, не могу понять, зачем кому-то вас так шантажировать, – признался Синклер. – Это очень странно. Вы только попали сюда.
[Тут я как игрок думаю, что Люси могли похитить после того, как я сказала ее имя офицеру из полиции. Там же явно просекли, что я проснувшаяся, и меня надо как-то приманить. Вот они и реально похитили мою дочь. Ахаха.]
– Вы можете попробовать что-то выяснить… поискать на Базаре. Здесь есть гадалки, ну или кто-то вам что-то расскажет. А я очень устал, – сказал Синклер устало. – Но мы не можем никуда пойти, потому что 13-й час пробил. Так что давайте я тут полежу, а вы что хотите делайте.
Почему он подрастерял энтузиазм, Мари было не очень ясно, но она слишком его подозревала, а он слишком ее бесил, чтобы она осталась с ним. Так что она отправилась бродить по базару и спрашивать про Люси.
[затемнение]
Мэттью
Стук. Ну, наверное, если не знать, в чем дело, это и правда не очень впечатляет. Дело в том, что на этом мы закончили играть, а продолжили только через три недели. Ну это неважно, просто прочувствуйте это затянувшееся, как веками зажатое в янтаре, мгновение.
– Войдите, – сначала немного глухо, а потом, прорываясь через слой плавящейся желтой жижи, все громче и громче звучит голос Мэттью.
И заходит его коллега, преподобный Энтони.
Тут всплывает фотография. На ней симпатичный мужчина лет 25, волосы светлые, глаза голубые, на лице застывшая смесь выражений «я должен помочь всем» и «я только что пытался приготовить тост, поэтому перевернул стол, тостер взлетел, ударился об полку, полка сорвалась со стены, зацепилась за занавеску, занавеска сорвала карниз, который ударил меня по темечку. Но с божьей волей карниз отфутболился от моей головы, не причинив ей вреда. Но, к несчастью, вылетел в окно, и теперь у меня вокруг дома непроходимые руины остатков древней цивилизации».
Характер мягкий. Не женат.
Итак, немая сцена. Отец Энтони видит. как Мэттью и Вивиан сидят перед монитором, Мэттью судорожно пытается достать из дисковода (в 2017 году!) диск, у него на лице написано «спалили, спалили!», рядом семнадцатилетняя школьница в рубашке Мэттью (практически на голое тело) и врачебном халате.
Но, я хочу сказать, если бы она сидела на коленях Мэта, было бы намного хуже.
Удивленный Энтони, издавая звуки, похожие на кудахтанье курицы-наседки, спросил, что происходит, сообщил, как они все волновались за Мэттью, потому что они подумали, что он тоже стал жертвой маньяка, спросил, что это за девушка, почему Мэттью отсутствовал два дня, и огорченно посетовал на творящиеся дела. Ну да, убийство, да еще и прямо в церкви. Фу.
Озадаченно почесав голову, Мэттью задумался, насколько сложно ему было уследить за временем. Либо исступленно бегал в течение суток, либо лежал на больничной койке не час, как сказала ему Вивиан, а больше. Впрочем, часов у нее тоже не было.
Мэттью мягко свернул тему с убийства, сказав, что он в порядке, хотя гнал маньяка до самых ворот преисподней, тому удалось скрыться, кстати, смотрите, это Вивиан, у нее проблемы, поэтому я решил привести ее в нашу церковь, потому что ей некуда больше было пойти, и вообще она, кажется, не ела четыре дня или около того, давайте сначала накормим ее, а потом будем решать, как ей помочь. А еще лучше, сначала переодеться во что-нибудь, кажется, нам иногда жертвуют какую-то старую одежду.
На этом моменте внимание Энтони переносится с запаниковавшего было Мэттью на Вивиан. Та не очень этим довольна и периодически машет на Мэттью руками и вопрошающе смотрит «за чтооо?». Но, тем не менее, Вив и Мэт переодеваются (я не помню, как одета Вивиан, но Мэттью, вроде, в поношенные джинсы и красную клетчатую рубашку, так что отныне он выглядит как помесь рэднека и фотомодели из рекламы мужских духов), а потом Энтони заботливо кормит их чем-то очень быстрого приготовления.
На этом моменте Мэттью, собравшись с мыслями, говорит Вивиан, что для нее гораздо важнее проверить, что происходит у нее дома, а не гоняться тут за маньяками. На что Вивиан, хоть и с неохотой, но соглашается.
Правда, Мэттью говорит, что пойдет сам (она ведь рассказала ему, что там были монстры), и вообще, если она видела смерть своих родителей, ей, вероятно, и не стоит туда пока возвращаться. Поэтому он сходит туда на разведку сам, пока она посидит и попьет кофе с Энтони. Вив оставаться в церкви, где было совершено убийство, явно не хочется, но еще больше она не хочет идти домой, поэтому Мэттью ее довольно быстро убеждает, а Энтони достает шахматы, которыми они все здесь развлекаются на досуге.
[затемнение]
Мари
Мари бродила, пока не набрела на чувака пиратского вида с котом на плече, который продавал компасы. Компасы явно указывали на что-то, но каждый на свое. (С магнитными полюсами в Мэдсити проблема, ахаха.) Он девочку не видел, но посоветовал найти того, кто продает глаза, вот он обычно много видит. А потом котик полез к Мари ласкаться, и чувак втюхал ей компас, который указывает на то, что ты хочешь. Взамен Мари отдала ему воспоминание о том, как она купила своей дочке сахарную вату в парке аттракционов. О том, что у нее есть чужое воспоминание, она как-то даже не спохватилось, да и потом, ей было не очень очевидно, насколько это действительно работает. Она вообще согласилась купить у пирата компас в приступе отчаяния, потому что «компас, который показывает на то, чего ты хочешь» звучит так же тупо, как «торговец, продающий глаза», но не так жутко хотя бы.
После обмена Мари напрочь забыла это воспоминание. Она помнила, что совершила обмен, но никаких идей, что было в том радужном шарике, у нее не было. Компас же показывал куда-то вглубь базара, и она побрела туда, пока не наткнулась на палатку, закрытую со всех сторон. Мари попыталась обойти ее, но тут оттуда вылезла рука и втянула ее внутрь.
Внутри оказалась страшнейшего вида лохматая цыганка, которая бормотала, что знает, что Мари нужно, и ей взамен нужны только волосы. Пальцы ее были замотаны волосинками. Кругом висели пучки волос. Мари так офигела, что позволила усадить себя за столик и даже выдрать волосы, а дальше начался хтонический кошмар: цыганка вопила, урчала, говорила сама с собой полный бред, и только шоковое оцепенение не позволило Мари сбежать. Наконец она выловила несколько членораздельных слов: Библиотека 23, Переулок Рут, Управа. Решив, что этой невероятной зацепки хватит ей на сегодня, она рванула оттуда и выскочила как раз к веселью.
Не очень-то человеческие обитатели Биззар Базара расступались вокруг шагавшей фигуры в плаще с капюшоном. Мари услышала шепоты, что это идет Восковой король. Она уже слышала его имя раньше среди перечисления Ночных кошмаров – главных ужасов этого города. Она знала имена нескольких, но ей было известно, что попадаться кому бы то ни было из них – плохая идея. Сожрут еще, или придется на них работать, или еще что-то… Восковой король повернулся в ее сторону, словно почуяв, но Мари смешалась с толпой и не попалась ему на глаза. Если там были глаза – капюшон такой низкий, что лица было не увидеть.
После окончания 13-го часа Мари немного поблуждала по переулкам, поглядывая на компас. Тот лениво вертелся, никуда не указывая, но рано или поздно она пришла в убежище. В убежище сидели Элиот Кросс и Авель. Мари стребовала с них кое-какие карты города, на которых нашлась Библиотека (без номера), Управа, как выяснилось, это как раз полицейский участок в дистрикте, куда Мари уже однажды попадала, ну а Переулок Рут как-то отсутствовал. Ну, и не странно, ведь Мэдсити постоянно меняется, дистрикты даже не всегда расположены рядом друг с другом, а меняются, словно кусочки пиццы, которую зачем-то постоянно перекладывают.
Затем Мари вспомнила, что люди обычно отдыхают. И так как спать было нельзя, но усталость чувствовалась, она ушла в одну из комнаток не то чтобы подремать, но просто поваляться. Валяться не помогало – отдых никак не приходил. А тут как назло запел плюшевый кролик. Мари вытащила его, обнаружила, что кровавое пятно на нем выросло, поорала на него немного в духе «Давай уже поговорим как нормальные люди». Кролик не ответил ничего внятного и перестал петь.
[затемнение]
Мэттью
В итоге Мэт выходит из церкви один и решает проверить мобильный телефон, который теперь догадался взять с собой. На нем неотвеченные звонки от мамы, от пары друзей и зловещая смска с неизвестного номера. «Nice try», сказал Мэттью неизвестный номер.
– Ну, я с тебя шкуру спущу, – подумал Мэттью, – но сначала маме позвоню. Мама – это святое.
И он и правда позвонил маме и сказал, что с ним все хорошо, что, в общем-то, является ложью, но не на все 100%. В данный момент на контрасте с предыдущими часами ему и правда было довольно спокойно. Кажется, он еще пообещал, что заедет утром, пусть мама ложится спать и ни о чем не беспокоится.
Конечно, он же не в одержимый дом идет.
После мамы он перезвонил на неизвестный номер, готовясь говорить с трубку голосом Лиама Нисона: «Я не знаю, кто ты, но я найду тебя и убью…». Но, к его величайшему сожалению, трубку сначала взяли, а потом положили. На фоне звуки были как в каком-нибудь стремном притоне (не очень понятно, откуда приличный мальчик Мэттью знает, как звучат притоны. Но, на самом деле, он мог слышать из-за брата). Немного разочарованный (это был бы самый крутой момент в его жизни), Мэттью, сел в автобус до дома Вивиан.
Не уверен, сколько он ехал, я думаю, это был в его жизни весьма странный опыт (не страннее, правда, попадания в Мэдсити), потому что по дороге никто его не узнавал и не махал руками. Всего лишь надо было взъерошиться и переодеться!
Участок, на котором оказался дом Вивиан, выглядел довольно заброшено – ржавые качели, весь поросший травой, в общем, не напоминал место, которое покинули четыре дня назад. Скорее уж пару месяцев, если не лет. Сначала Мэттью, как приличный человек, позвонил в дверь. С улицы было слышно, что звонок, в принципе, еще работает, да причем еще неплохо так, но реакции все равно не было никакой.
Тогда Мэт, оглянувшись по сторонам, прошел и ступил на порог. Дверь была не заперта, что само по себе довольно подозрительно. И здесь любой нормальный человек развернулся бы и ушел, но это не наш метод!
Мэттью прошел внутрь, не особенно скрываясь. Скрываться было не от чего. Тут мы кинули дайсик, чтобы проверить, насколько разряжен телефон, и он оказался практически пуст, поэтому фонарик не включался. Немножко оглядевшись, Мэт двинулся на второй этаж, там, по рассказу Вивиан, произошла самая мякотка – мумифицированная рука хранилась в ее комнате. Сначала Мэттью немного осмотрелся в комнате Вив, но не особенно заглядывая везде – все-таки личное пространство. Потом заглянул в родительскую комнату – пустота. Ни бардака, ни людей. В третьей по счету комнате на втором этаже оказался рюкзак с мужскими вещами – явно принадлежащий другу, который пришел к Вивиан ночевать. Что странно, в комнате самой девушки были заколочены окна и, по-моему, если я правильно помню, окна были заколочены только там.
Еще Мэттью наткнулся на местный телефон, и на автоответчике явно было записано сообщение. Движимый любопытством, Мэт решил, что хочет прослушать хотя бы его. Там, насколько я помню, некая доктор (имени не помню, оно записано у меня на листе) говорила родителям Вивиан, что очень жаль, что они не могут приехать и навестить их дочь.
На этом моменте Мэттью напрягся, он саму ситуацию не очень хорошо понял, то ли оставил бедного Энтони с маньячкой, то ли еще что. В любом случае, спускался на нижний этаж он уже с мобильником у уха. Энтони ответил не сразу, но ответил, вполне бодрый. Сказал, что они играют в шахматы, и она играет как дьявол. Мэттью выдохнул и сказал, что он внутри дома, но скоро закончит и уйдет. Как только соберется или найдет что-нибудь, сразу им позвонит.
Так как он отлично обыскивал квартиру, шансов найти что-нибудь у него особенно не было. В основном он слонялся, кажется, в поисках руки, чтобы просто убедиться, что происходит. Ведь из-за странных рук люди не перестают спать.
Впрочем, как и не переносятся в дурацкие города. Мда.
Еще в доме был подвал, но в подвал Мэттью решил сунуться в последнюю очередь – на случай, если там кто-то прячется, и ему придется спешно убегать после того, как он туда полезет. В итоге он зашел на кухню, просто, кажется, из праздного любопытства – заброшенные дома очень скучные, и ничего плохого с ним так и не произошло. Он даже пятен крови не нашел, там, где примерно ожидал их увидеть.
Кухня была такая же, на первый взгляд, скучная. Потом сработала сигнализация. «Ну все, сейчас меня придут вязать», – вздохнул Мэттью. Потом зазвонил звонок. Вот, наверное, пришли. Потом зазвонил кухонный телефон. Ну… ладно? Потом заработал измельчитель в мойке… а это уже странновато. Мэттью снова прихуел, а потом, когда все звуки вдруг заглохли, он увидел на телефонной трубке мумифицированную руку.
На этом я закончу на пока неопределенный срок. Учитывая, что после этого мы тоже довольно долго не играли, ПОЧУВСТВУЙТЕ МОЮ БОЛЬ.